Лиза О`Нил - Повезло

Неизвестность просто сводила с ума.

– Если беспокоишься об окне – сегодня его починили.

Едва не позабывший о пожилой леди Джордан изобразил очередную улыбку. Но через секунду она угасла.

– Я могу стоять здесь, трепать языком и делать вид, будто в упор не замечаю сидящего между нами огромного слона, но я слишком устал, чтобы валять дурака. Кто не дает ей житья, Лу Эллен?

К его удивлению, она перегнулась через мольберт и потрепала Джордана по щеке.

– Я знала, что ты не слабак. – И не успел он придумать ответ, как Лу взяла стакан с кистью и всем прочим и отпила. – Сидишь, весь из себя такой правильный, и смотришь на меня так, будто я чокнулась. Может, ты и прав. – Она подняла стакан выше. – Хотя то, что до сих пор не сказал этого вслух, говорит о хороших манерах. Успокойся, сегодня я решила рисовать алкоголем, вместо того, чтобы смешивать содержимое этих тюбиков и банок. – Указанные предметы валялись у ее ног, словно брошенные игрушки. – Так процесс становится более захватывающим.

– Лу Эллен…

– Не перебивай, а то я пересмотрю свое хорошее к тебе отношение. Ты не слабак, – продолжила она. Ее зеленые глаза оказались яснее, чем по идее должны были бы. – И так как мне нравится предвосхищать твои вопросы, повторю: это дело Эвы. Обращайся с ней осторожнее, дорогой. У нее железобетонная броня, но внутри бедняжка вся в синяках. А сердце у нее золотое. Поэтому запомни: вещи не всегда такие, какими кажутся.

Чувствуя, что его только что приложили обернутым в бархат кулаком, Джордан уставился на пожилую леди.

– Приятно слышать то, что вы не произнесли вслух, – наконец выдавил он. – Вы ее любите.

– Как родную дочь, – согласилась Лу. – А теперь объясни, зачем тащишь это большое набитое нечто?

– Это Осел. – Джордан развернул игрушку. – Ну, знаете, из «Шрека»? Милый и симпатичный, хоть и та еще задница.

– О. – Лу прижала руку к сердцу, а потом согнулась и расхохоталась. – Поняла. Ну разве ты не прелесть?

– Ага, только уверен, Эва сейчас так не думает. Сегодня утром я на нее дулся. Вообще-то имел полное право, – мрачно прибавил Джордан, – но, наверное, мог бы вести себя и получше. Не во все чужие ящики можно лезть. И да, получилось паршиво. – Лу перестала смеяться, и он покачал головой. – Я от усталости несу чушь, поэтому просто пожелаю вам спокойной ночи. Можно, я оставлю Осла здесь? Посадите его у двери Эвы или где-нибудь в этом роде?

– Дорогой, я с удовольствием презентую Эве твою задницу.

Финн начал выть.

– Спасен в последнюю минуту, – заметил Джордан. – Даже пытаться не буду придумать ответ. Спасибо, Лу Эллен.

– О, милый. Не за что.

Вина и тревога свернулись в животе в мерзкий ком, и Джордан вдруг осознал, что едет в сторону родительского дома. Неважно, сколько тебе лет, если плохо или больно – всегда инстинктивно тянет в родную берлогу.

Он выпустил Финна побегать по двору. Тот немедля погнался за белкой, которая, взлетев по ладанной сосне, раздраженно застрекотала с безопасной высоты. Джордан прошел в дом через заднюю дверь. Чем-то потрясающе пахло – брауни. Черт, как же он удачно заскочил. Аромат, звук маминого голоса, когда она напевает за готовкой, вызвал живые воспоминания о детстве, подарив чувство целостности и комфорт.

Ком в животе немного ослаб.

– Обалденный запах.

Мама, чьи светлые волосы были перехвачены красной лентой, просияла, когда Джордан чмокнул ее в макушку.

– Малыш. Вот так сюрприз. – И потрепала по щеке, совсем как Лу Эллен. Но стоило Джордану потянуться за брауни, аккуратно разложенным по тарелке, как Эддисон проворно шлепнула его по руке. – Нельзя. Это для завтрашнего вечера в садике Грейс.

Джордан жадно оглядел лакомство. Шоколад, карамель и масло. Семисантиметровый праздник для желудка.

– Тут же аж две дюжины. Они точно не заметят, если одно пропадет.

Когда он попытался подобраться ближе, Эддисон пихнула его бедром.

– Тут ровно две с половиной дюжины, по одному на каждого ребенка. И если думаешь разрезать одно напополам, предупреждаю, твой отец уже попытался проделать этот трюк. В наказание ему пришлось смотреть, как я ем его заначку. Представь мое удивление и радость, когда я нашла целую пачку пшеничного печенья. – Она моргнула большими голубыми глазами.

Джордан с притворной обидой облокотился на стойку:

– Ты жестокая женщина, Эддисон Веллингтон.

Она облизала с пальцев шоколад и накрыла тарелку с волнистыми краями пищевой пленкой.

– Лесть не поможет тебе раздобыть брауни. И если ищешь отца – он в кабинете, рыдает над кофе, пытаясь разобраться в счетах Джастина. Парень так заработался в своей больнице, что узнал о наступлении апреля, только когда мы позвали его на Пасху. Так что сейчас Том расшифровывает корявые записи Джастина. Думаю, плохой почерк – одна из особенностей профессии, которые он умудрился подцепить.

– Ну, брату еще нет тридцати. Подожди немного, и он наверняка обзаведется огромным эго и парой десятков болячек. Станет приторговывать медикаментами на стороне. Возможно, вляпается в неудачный брак и станет заваливать медсестер, что кегли для боулинга.

Пальцы Эддисон замерли.

– Позволю себе напомнить, Джордан Натаниэль, пусть ты сам уже разменял четвертый десяток – но от хорошей затрещины тебя это не спасет.

– Так ты же мне брауни не дала, – проворчал он. Но увидев, как сверкнули глаза матери, оттолкнулся от стойки. – Ладно, ладно. Пойду к папе, раз меня тут не любят.

Джордан уже почти дошел до двери, когда Эддисон его окликнула:

– На жалость давить тоже бесполезно. Но ты мой сын, и сегодня в твоих глазах не только усталость. – Она достала один брауни из-за тостера. – Держи. У меня тоже заначки есть.

– Ты лучшая мама на свете, – улыбнулся Джордан, откусил лакомство и обнял Эддисон. – Серьезно. Просто эталон.

– Ладно, я соврала, – хлюпнула она носом. – Лесть работает. Иди уже. И обязательно оставь на лице несколько крошек, чтобы помучить отца.

Том в очках и с усталым видом сидел за массивным столом из орехового дерева.

Так же, как и на кухне, вид подействовал на Джордана умиротворяюще. Сколько раз он ребенком прибегал сюда, с радостью или стыдом, чтобы поговорить с папой? Чтобы похвалили или отругали? Или просто потрепать языком?

Все и не упомнишь.

Джордан стоял в коридоре и оглядывал комнату. Типичный рабочий кабинет южного джентльмена. Роскошные деревянные панели, окно и пол, убранные в сине-зеленых цветах. Скупые картины кораблей на стенах. Тяжелая кожаная мебель.

И еще, среди кучи книг по праву, помогавших и Тому, и Джордану по работе, – неумелые детские рисунки и семейные фото. Мяч, что он поймал в первую игру за «Храбрецов». Глиняный горшок – кажется, дело рук Джеймса, – текущий, как решето, если налить туда воду. Пять пар бронзовых пинеток.